top of page
М. Янц

Жизнь, полная труда и напряжения

(памяти Я. Я. Эннса)

В предпасхальную ночь (по новому стилю) 31 марта 2024 года закончился многотрудный путь ревностного труженика, узника, пресвитера Миролюбовской церкви Омской области Якова Яковлевича Эннса. Светлый праздник Христова воскресения он торжественно отмечал со всеми святыми, прежде него закончившими свое земное поприще. Еще один праведник воочию увидел исполнение слов Христа: «…Я живу, и вы будете жить» (Иоан. 14, 19). Позади остались забота о семье, труд с молодежью, следствие, арест, неоднократные и непростые беседы с работниками КГБ, четыре года неволи, переплет, перевозка литературы, смерть сына, борьба, победы, а иногда и поражения, попечение о церкви, тяжелая болезнь.



Яков Яковлевич Эннс 21.09.1941 – 31.03.2024

С чего все началось

Родился Яков Яковлевич 21 сентября 1941 года в селе Миролюбовка Омской области. Его детство, выпавшее на суровые годы войны, прошло в старом глиняном доме под соломенной крышей. Он рано потерял отца, не вынесшего всех тягот трудармии.

В начале 50-х годов в немецкие села стали возвращаться трудармейцы. Многие из них, находясь в неволе, обратились к Богу с молитвой покаяния и теперь радостно свидетельствовали своим односельчанам о спасении во Христе. Новообращенные и изголодавшиеся по духовной пище люди начали собираться в разных местах для общения. Их преследовали, арестовывали. Но огонь, зажженный Господом, ничто уже не могло потушить. Так и в Миролюбовке, сначала иногда, а с 1956 года регулярно стали проходить богослужения. В 1957 году немецкие общины объединились и образовали Омское братство. Церкви Омского объединения официально не были зарегистрированы в органах власти.



В 1958 году покаялся и юный Яков и вскоре заключил завет с Господом. В 1960 году поздней осенью молодого христианина призвали в армию. После службы он вернулся в родное село, а через год, 11 ноября 1964 года, женился на богобоязненной сестре Марии Давыдовне Нейфельд.



День свадьбы

Яков часто ездил в Барнаул, где гостил в семье Дик Арона и Марии, своей сводной сестры. Там он не понаслышке познакомился с движением пробуждения, стал свидетелем стойкости церкви в гонениях, событий, связанных с насильственной смертью Н. К. Хмары, видел ревность молодежи. Жизнь и служение братства Совета церквей были ему по сердцу. Молодежь Омского объединения много общалась с ровесниками из других местностей, часто посещала молодежные общения в Новосибирске и принимала в них активное участие.

Радовались верующие и новым, только что отпечатанным Евангелиям и песенникам. Когда поступала литература, многие с трепетом брали ее в руки и с восторгом рассматривали. Все понимали, что печатание — это сложный труд, хотя не знали, как это делается. А Яков проявлял к книгам особенный интерес: внимательно рассматривал, как книга сложена, как сшита, как проклеена, как обрезана с трех сторон и какая на ней обложка. У него появилось огромное желание переплетом содействовать славному делу распространения Евангелия.

Одно время Яков занимался этим один, никого не посвящая в свою тайну. Потом привлек несколько человек из молодежи, но тоже никто не должен был знать, чем они занимаются. Начали переплет с малого количества. Каким-то образом об этом стало известно ответственным за дело печати, и вскоре в Миролюбовку стали поступать небольшие партии непереплетенной литературы. Учились всему сами. Книги зажимали в самодельные деревянные тиски, всё делали вручную. Постепенно переплетом духовной литературы стали заниматься и в других селах*.


Следствие

В это время верующие города Омска испытывали сильнейшие преследования. Казалось, их страдания были сверх сил. Вдруг атеисты сделали открытие: рядом с областным центром проходят многолюдные богослужения, на них присутствуют дети, участвует молодежь! И гонители обрушили особый удар на церкви в Миролюбовке и Аполлоновке, рассчитывая, видимо, таким образом привести в страх остальные немецкие общины. Но этот эксперимент им не удался.

В феврале 1971 года в Миролюбовке арестовали первую группу христиан — пресвитера и двух сестер, которые занимались с детьми. Вскоре после выхода на свободу сестер в домах верующих прошли обыски, и началось новое следствие, теперь уже по делу трех братьев – пресвитера И. И. Левена и активных членов церкви Я. Я. Эннса и И. Ф. Тевса.

В начале февраля 1974 года рано утром — Яков еще не успел уйти на работу — во двор въехала «Волга». В ней сидел сотрудник милиции. Хозяин был готов к аресту. Он помолился с женой и, попрощавшись, сел в машину. «Волга» со своими пассажирами поехала к дому Ивана Тевса. Иван Иванович Левен к тому времени был уже далеко: он ушел на нелегальное положение.

В семь часов утра Якова посадили возле дежурного в отделении милиции в Москаленках, районном центре. Примерно в одиннадцать часов повели в прокуратуру: приехал следователь, женщина из Новосибирска. Спокойно, но решительно Яков отказался отвечать на любые вопросы. Его продержали в кабинете до вечера, ни разу не разрешив даже встать со стула.

В семь часов вечера следователь спросила:

— Вы мне скажете вашу фамилию, имя, отчество? Или мне все документы поднимать и искать?

— Больше вам от меня ничего не надо? – повторил он свой встречный вопрос, заданный еще утром.

— Нет, мне от вас уже ничего не надо. А вы еще не устали?

— От чего? – удивился Яков.

— Ну как, от чего? Вы тут уже сидите около восьми часов.

— Я работаю шофером, привык по двадцать четыре часа сидеть, для меня это не очень трудно.

Она тяжело вздохнула и опустила руки. Тогда он решил назвать свою фамилию, имя-отчество, состав семьи, место работы. Следователь записала анкетные данные, а ниже, напротив вопросов и не полученных ответов, наискосок написала: «Допрос длился семь с половиной часов». Это была победа. В ходе последующих допросов следователи больше не пытались давить. Нет значит нет; не говорит, значит, вопрос исчерпан.

В этот вечер Якова и Ивана освободили, они вместе поехали домой. Позже, знакомясь с делом, братья узнали, что был дан приказ приостановить следствие в связи с тем, что нет Ивана Ивановича.

Четыре месяца братья еще пробыли дома. Яков ревностно трудился с молодежью, будучи ее руководителем. Молодежь полюбила его. Он очень интересно проводил разборы Слова Божьего, умел всех вовлечь в рассуждения. Но… 19 июня их доброго пастыря арестовали и разлучили с ними на долгие четыре года. С ним разделили узнический путь рукоположенные к тому времени в пресвитеры Иван Францевич Тевс и Петр Германович Адриан, арестованный вместо И. И. Левена.

Обвиняли братьев по трем статьям: 142 — уклонение от регистрации, то есть нарушение законодательства о религиозных культах, 190 — клевета на советскую действительность, и 227 — под видом исполнения религиозных обрядов насилие над правами граждан. Основное обвинение состояло в том, что подсудимые вовлекали в религию детей.

Когда братья находились под следствием в омской тюрьме, главный работник КГБ области вербовал Якова и Ивана, предлагая освобождение прямо из зала суда.

Пожилой, седовласый, с тихим, но вкрадчивым голосом и пылающими глазами, он говорил Якову:

— Вы хотите быть верующими? Вы имеете на это право. Вы хотите проповедовать? Вы и на это имеете право. У вас есть все права, но вы же понимаете — не без нас. Без нас вы ничего не можете делать. У вас семья, семеро детей. Вы должны быть дома. Дети ваши растут без отца.

Затем добавил:

— Вы только не думайте, что мы вас освободим, а кого-то осудим. Мы всех, сколько вас есть, освободим, никто ничего даже не заподозрит.

Он не требовал подписки о сотрудничестве, не ставил никаких условий. Закончил он беседу следующим образом:

— Я все сказал, что хотел. Можно пожать вам руку, и мы разойдемся?

Но христианин ясно понимал: сейчас пожми ему руку, а завтра он встретится на пути и скажет: «Ты что, не знаешь, как оказался на свободе?» Яков отверг предложение чекиста.

Суд проходил в районном центре. П. Г. Адриана приговорили к трем годам лишения свободы, Я. Я. Эннса к четырем, а И. Ф. Тевса к пяти.

Во время суда председатель Москаленского райисполкома, ранее бывший председателем их колхоза и благосклонно относившийся к верующим, увидел, что жены подсудимых стоят с передачей.

— Вы принесли своим мужьям передачу? Положите в мою «Волгу», здесь у вас не примут.

После суда ему удалось перехватить «воронок», в котором везли осужденных. Он пожал братьям руки, отдал передачу и на прощание ободрил:

— Ребята, не всегда так будет.


В неволе

Как-то уже на воле Якова спросили: «Где ты учился?» Он, не задумываясь, ответил: «В тюрьме, в лагере». Особое ударение он сделал на слове «лагерь». Это были не пустые слова, основы Писания он действительно познал в лагере.

В омской колонии № 8, куда привезли миролюбовских братьев, уже около двух лет отбывал срок Яков Францевич Дирксен из Аполлоновки. Его здесь уважали, он был живым открытым свидетелем Христа. Он часто брал гитару, или ему ее находили те, кто в лагере немного властвуют, садился и играл гимн «Мой дом и я служить хотим». Голос у него был звонкий, хороший, под гитару он умел петь. Если кто-то в бараке начинал шуметь, их быстро успокаивали. Заключенные любили его слушать. Вновь прибывшим братьям-узникам было легче — все заключенные понимали, что привезли братьев Якова Францевича.

Библий у христиан не было, и не разрешили иметь их до конца срока, хотя братья об этом ходатайствовали, по этому поводу даже выезжала комиссия из Москвы. Но письма от родных узникам отдавали, и их жены переписывали им Евангелия: жена одного переписывала Евангелие от Луки, другого — от Матфея, и так далее. В этой колонии отбывали срок семь братьев, и узники со временем имели практически весь Новый Завет, Псалтирь, книги малых пророков, и даже переписали всё из писем в тетради. Это была их жизнь — переписывать Евангелие, читать Евангелие, изучать Евангелие.

Работали по восемь часов, плюс проверки, цензура, а остальное время свободное. Братья каждый вечер собирались и проводили разбор Слова. Летом — за бараком, зимой прямо на койке у Якова Францевича или у молодого Якова.


Узники у ограды Омской зоны. Слева направо: И. Ф. Тевс, П. Г. Адриан, Я. Ф. Дирксен, Я. Я. Эннс, А. Ф. Фаст, В. А. Пикалов, М. М. Десятников

Яков Францевич работал в столярном цехе инструментальщиком, а его молодой друг ремонтировал машины для начальства. В свободные минуты он уходил к своему духовному наставнику, так что и на работе они много общались. Яков Францевич на все вопросы отвечал текстами Священного Писания.

Размышляя о своем будущем, Яков немного приуныл, оно казалось ему беспросветным. Как неисправившемуся, после освобождения ему дадут второй срок, потом следующий, и его дети сов­сем не будут знать отца. Яков Францевич же, хотя отбывал уже второй срок, смотрел в будущее с оптимизмом, радостно. Он глубоко верил, что не всегда так будет, Бог скажет слово, и все изменится — в России еще будет свобода для проповеди Евангелия.

Дома у Якова осталось семеро детей, из которых старшему, Яше, шел девятый год. Люди считали отца семейства ненормальным: оставить семью в таком положении! Даже сотрудники Совета родственников узников, посещая семью, качали головами.

Но приходили сестры из молодежи и оказывали необходимую помощь. Они помогали и, когда Мария Давыдовна ездила на свидания. Машин у верующих не было, семья ехала на электричке или поезде. На личные свидания жена брала с собой всех семерых детей, плюс сумки с продуктами и вещами. Чтобы добраться до лагеря с таким грузом, нужно было трех сопровождающих. На общие свидания приезжали не все.

А в лагере и заключенные, и администрация смотрели и удивлялись: зачем это? Двое малышей-близнецов совсем не узнали отца на первом свидании, убежали. Потом папа знакомился с ними, носил на руках сразу обоих, чтоб не обидно было.

Группа узников-христиан лагеря № 8 оживилась, когда в колонию прибыл 24-летний Виктор Пикалов, один из печатников, арестованных в Латвии. Он оказал миролюбовцам неоценимую помощь — нарисовал чертеж механического станка с электроприводом для обрезки книг. А обрезка книг с трех сторон, да еще вручную — одна из самых трудных операций в переплете. Через некоторое время Виктор выточил к нему детали. Нашли канал, по которому готовые детали вывезли на волю. После освобождения Виктор собрал станок, и он долгие годы служил миролюбовцам.

И несколько мешков тесьмы, необходимой для переплета, Яков передал прямо из лагеря. Сгорела какая-то типография, и эту тесьму отправили в лагерь на тряпки, как ветошь. Виктор Пикалов как мастер-наладчик станков в большом цехе сумел всю ее забрать себе. Обгоревшее он вырезал, а хорошие кусочки, иногда по два-три метра, иногда меньше, откладывал, и так набрал для Якова несколько мешков*.


На свободе. Тайное служение

Яков вернулся из мест лишения свободы – и в первый же вечер пришел на молодежное собрание: невзирая на опасность быть вновь арестованным, держа под мышкой Библию, на глазах у всех односельчан он пришел поблагодарить молодежь за молитвы, за письма, которые присылали ему, и за помощь семье в его отсутствие. Это очень вдохновило его юных друзей! Они просили, чтобы он пришел и на следующее их общение. Так он и остался с ними — регулярно проводил разбор Священного Писания, хотя руководителем молодежи уже не был.

Бывший узник снова активно включился в работу по переплету литературы и принял на себя ответственность за работу и снабжение переплетных точек в Омской области.

Организацией печатного дела в Караганде занимался Яков Герцен. Яков Эннс познакомился с ним. Литературы для переплета стало поступать больше, и друзья не справлялись с объемом работы, потому что недоставало навыка. Тогда к ним приехали опытные переплетчики из издательства, в том числе Фрида Петерс и Лена Тиссен. Они привезли с собой специальные приспособления и обучали местных, а те уже передавали приобретенные умения труженикам в других церквах.

Электрический обрезной станок во многом облегчил процесс. Тесьмы, которую заготовил Виктор Пикалов, тоже было ­достаточно. А вот клей купить в те годы было очень трудно. В Омске на какой-то фабрике Яков нашел целую двухсотлитровую бочку клея ПВА, очень ценного в переплетном деле. Братья разливали его по канистрам и развозили по точкам у себя, и в Казахстан, и в другие места.

Очень серьезно подходили к подбору участников служения и мест, где бы оно совершалось. Главным критерием было умение хранить тайну, надежность. Никто посторонний, даже родные и друзья в церкви, ничего не должны были знать. Ответственные за это служение братья понимали: если раньше самым опасным атеисты считали влияние верующих на детей, то теперь на передовой окажется христианская печать, издательство и все, что с этим связано.

В основном трудилась молодежь и молодожены. Работа шла конвейером: сестры шили, кто-то ровнял, кто-то обрезал, кто-то делал обложки. Обычно переплет шел ночью до четырех часов утра, а в пять сестры шли на фермы. Яков Эннс в семь уже был на работе, работал он тогда шофером на грузовой машине и отправлялся в рейсы в город. От переутомления он, как только останавливался, мигом засыпал. Например, приедут на кирпичный завод, а там очередь. Другие водители уже знали, что, когда подойдет очередь Эннса, его надо будить. Они, конечно, понимали, что их коллега чем-то сильно занят, раз всегда сонный, но молчали. Сам Бог хранил Своих тружеников. А они, несмотря на переутомление, когда видели стопы готовых книг, духовную пищу,– радовались и благодарили Господа, что тоже являются участниками большого труда, который Бог начал в нашей атеистической стране. 

Переплетали литературу не только для общин своей облас­ти. За масштабную работу по доставке полиграфических полуфабрикатов и отправке переплетенной продукции ответственность тоже лежала на Якове. Он один знал каналы, по которым поступала литература, и всегда имел связь с братьями. У него не было собственного автомобиля, и это спасло его от практически неминуемого ареста. Он всегда менял машины. Экипажи были из Корнеевки, Николайполя, Солнцевки и из Миролюбовки, а он всегда был вторым водителем. И Бог хранил годами, их нигде ни разу не задержали.

Водители, участвовавшие в перевозке, знали, на что идут, но проявляли удивительную жертвенность.

Петр Левен, один из участников перевозок, вспоминает: «Яков Яковлевич работал в селе Доброе Поле. В субботу рабочий день у него был до обеда. Я заезжал к ним домой, брал его чистую одежду, ехал в Доброе Поле и ставил автомобиль между техникой. Яков Яковлевич выходил из цеха, шел, как будто на автобус, потом поворачивал в сторону старой пилорамы, в ней переодевался, садился ко мне в машину, и мы трогались в путь. Если маршрут был в Караганду, то мы ехали всю ночь, утром нужно было быть на месте. Там ставили дополнительные пружины, загружались и сразу отправлялись обратно. День и ночь проводили в дороге, а утром выходили на работу».

Ездили только в выходные, в другие дни было невозможно. За Яковом постоянно следили. По вечерам по деревне курсировали «бобики». Соседи, жившие напротив, не раз наблюдали такую картину: «бобик» останавливается около дома Эннсов, из него выбегает инструктор райкома партии и заглядывает в окна.


Узники Омской области, 1979 г., с. Миролюбовка. Сидят слева направо: И. Я. Винс, А. Я. Фаст, Ф. Д. Пеннер, Е. А Каздорф., Э. Я. Классен, И. А. Валл. Стоят: П. И. Ткаченко (г. Бестобе), П. Я. Зименс (г. Щучинск), Я. П. Рогальский, В. А. Пикалов (г. Фергана), Я. Я. Эннс, Я. Ф. Дирксен, П. Г. Дерксен, П. Г. Адриан

Органы госбезопасности довольно точно вычислили, через какую церковь распространяется литература и кто этим занимается. Но изобличить Якова Эннса им было довольно сложно — фактов не было. И они усиленно стерегли и ждали. 

Жизнь Якова проходила в постоянном напряжении. После выхода на свободу его не оставляли в покое. Могли прямо с работы увезти в Москаленки в прокуратуру — для бесконечных бесед в присутствии работника КГБ. Пытались обвинить в саботаже – политическом преступлении, за которое соответствующая статья Уголовного кодекса предусматривала до десяти лет лишения свободы.

Дети не видели его по вечерам ни в выходные, ни в будни: то он был в дороге, то на служении в церкви или среди молодежи. Но Мария Давыдовна никогда не препятствовала мужу, хотя понимала, с каким риском связан его труд. Она никогда не жаловалась на свою нелегкую судьбу. Наоборот, она ободряла его, когда подступало уныние или сомнения. Одним из таких случаев, в которых проявилась стойкость этой женщины, стала история с выборами.


Выборы

В те годы выбирали депутатов в государственные, областные, городские и районные органы исполнительной власти, выбирали народных судей и заседателей. С тех пор как Яков вышел на свободу, эти мероприятия были для него мучением. Осознавая, что там не его место, он сознавал и то, что многие верующие в его окружении его не поймут. А значит, снова придется брать удар на себя.

Шел 1984 год. Приближалось время очередных выборов. 

— Мария,— сказал Яков жене,— больше мы с тобой на выборы не пойдем, это против моей совести. Это политика. Братья в других местах уже давно не участвуют в голосовании.

Он заявил о своем решении агитатору, которая пришла к ним проверять списки избирателей. Та, соответственно, передала это дальше, и закрутилось большое колесо. Снова приезжали на работу, забирали в КГБ и держали до вечера. Чекисты знали, что Яков Эннс первый в Омском братстве, отважившийся на такой шаг. Обстановку нагнетали до предела, пытаясь сломать решившего поступить по совести христианина.

— Мы тебя посадим. Ты, конечно, человек грамотный, знаешь, что за выборы еще никого не судили, но мы найдем, за что осудить, ты на свободе не останешься!

— За карман комбикорма посадим! – угрожали в другой раз.

— А я комбикорм в кармане не ношу,– услышали спокойный ответ.

— Ни за что посадим! Найдем, за что.

Предлагали разные варианты: например, временно уехать из деревни на время выборов.

В церкви тоже начались волнения:

— Что, опять тебе спокойно не живется? Только чуть свободу дали, а из-за вас опять гонения начнутся.

Встал вопрос об отлучении нарушителей мирного течения жизни села. Супруги едва выдерживали этот натиск. И наступил момент, когда Яков едва не сдал позиции.

За день до выборов, в пятницу, его почти с утра забрали с работы, а отпустили уже затемно.

Дома Яков сказал жене:

— Мария, мы попали в сложную ситуацию. Нас исключат из церкви, и меня арестуют. Может быть, что-то предпринять?

Мария Давыдовна отложила вязание, немного помолчала, потом ответила:

— Тогда не надо было и начинать. Нас никто не заставлял.

У мужа как пелена с глаз упала. Он уверенно подтвердил:

— Все правильно. Идти до конца и никуда не сворачивать.

Супруги склонились на колени: «Господи! идем до конца. Арестуют, так арестуют. Действительно, кто нас заставлял!» 


С верной спутницей Марией Давыдовной

Яков не рассчитывал остаться на свободе. Но это Бог решил его еще раз испытать, и шаг веры этой семьи послужил ободрением для других. Через шесть месяцев, во время следующих выборов, больше двадцати семей не стали участвовать в голосовании.


За все нужно платить

Давно известно, что за духовные победы нужно платить. И порой немалую цену.

В 1978 году, незадолго до освобождения Якова, власти жес­токо разогнали майское молодежное общение, проходившее в лесу.

Разгон молодежного общения в Омской области, 1978 г.

С тех пор пять лет не было возможности собрать юных братьев и сестер области. Владимир Гамм, ревновавший о работе среди молодежи в Омском братстве, и друг молодежи Яков Эннс понимали, что такое общение необходимо. Они много молились и не раз пребывали в посте, переживая о том, как сохранить молодежь для Господа. Они просили Небесного Владыку о том, чтобы Он Сам указал путь, как собрать юных христиан, и даже наметили дату общения — 31 июля 1983 года.

28 июля Яков с братом-водителем под вечер вернулся из поездки. Он был очень уставший после напряженной дороги и лег отдохнуть. Внезапно его разбудила жена, со стоном проговорившая:

— Яша утонул!

Яша?! Их первенец, их радость, их утешение, их надежда, опора! Через два месяца ему должно исполниться восемнадцать лет. Он только начал работать, семье материально стало немного легче. И его нет?! Эта ошеломляющая весть не вмещалась в сознание, разум отказывался ее принимать…

Яша работал в колхозе разнорабочим. В тот жаркий июльский день он всю смену трудился под палящим солнцем и почувствовал себя плохо. Один из рабочих привез его домой. Яша, взяв мыло и полотенце, решил пойти на котлован, освежиться. Вскоре к родительскому дому подъехал парень на мотоцикле и сообщил страшную весть. Он рыбачил на противоположном берегу и видел, как юноша ушел ко дну.

31 июля состоялись похороны Яши. Собралась молодежь со всей области. Звучали слова утешения для родных и близких усопшего и серьезные слова предупреждения для тех, кто еще не решился связать свою жизнь с Богом. Было много слез. Каждый проверял себя, готов ли он так внезапно покинуть землю и предстать пред Господом? Так похороны вылились в молодежное общение.

После служения Владимир подошел к Якову и обнял его, они вместе заплакали.

Скорбящий отец сквозь слезы проговорил:

— Да, Господь собрал сегодня молодежь. Но я не думал, что это будет такой ценой…

И все же скорбь его не была безграничной. Накануне погребения он читал Евангелие от Луки 19-ю главу и обратил особое внимание на слова 31-го стиха: «Он надобен Господу». Этим текстом Господь утешил обливающееся кровью отцовское сердце — его сын надобен Господу. 

Последнее семейное фото с сыном Яковом, 1983 г.

Служение в новых условиях

В 1993 году часть миролюбовской общины присоединилась к братству СЦ ЕХБ. Во вновь образовавшейся церкви прошло очищение, и в марте 1994 года состоялось рукоположение в пресвитеры Андрея Гергардовича Шмидта и Якова Яковлевича Эннса. Последний подошел к вопросу рукоположения даже немного настороженно. Казалось, что он хотел снять свою кандидатуру. 

— Я никогда не мечтал быть служителем,— признался он. — Я просто хотел жить для церкви, для народа Божьего. Но я боюсь Бога, и если церковь так определит, я приму это как волю Божью.

Теперь уже не нужно было совершать рискованные рейсы по перевозке литературы, но жизнь Якова Яковлевича не стала спокойнее. Дома он бывал все так же редко. Вскоре его избрали членом Сибирского совета, потом поручили ответственность за Омскую область. Он участвовал в служении по очищению и освящению церквей, одно время нес духовное попечение о верующих в Ханты-Мансийске и его окрестностях.

Вот некоторые качества Якова Яковлевича, которые особенно запомнились его сотрудникам. Простой, некнижный, но мудрый. Делал дело взвешенно, до конца продуманно. Умел просто и прямо обличить, никого не унижал, не стыдился признаться в своих ошибках и исповедоваться перед служителями, которые были на десятки лет моложе.

Один из пресвитеров попросил у него совета в определенной ситуации. Яков Яковлевич, недолго думая, порекомендовал:

— Поступи так, как ты бы посоветовал поступить другому.

Для Владимира Владимировича Гамма Яков Яковлевич оставил пример чуткости к голосу Духа Святого:

«Я много совершал служение с Яковом Яковлевичем. И всегда удивлялся, как Бог пользовался этим чудесным сосудом. Когда от Сибирского совета ему поручили церковь Ханты-Мансийска, он каждый месяц летал туда и часто брал меня с собой. Один раз была непогода, шел дождь, холодно, промозгло. Яков Яковлевич говорит:

— Нам нужно посетить еще одну новообращенную.

Проживала эта женщина за восемьдесят километров от Ханты-Мансийска. На пассажирском катере мы туда доплыли. Мы не знали адреса, знали только, что она работает на поч­те. Нашли почту. Когда зашли, назвали ее имя, работница заплакала.

— Как только вы зашли, я сразу поняла — братья приехали,— сказала она.

Хорошее служение провели с ней у нее дома. Уже в конце она нам призналась:

— Если бы вы сегодня не приехали, я бы больше в Бога не верила.

Позже эта сестра заключила завет с Господом. А мне дорога стала чуткость брата к голосу Духа Святого. Да, у нас не было ни плащей, ни курток, ни зонтиков, мы сильно промокли, замерзли. Но ради одной души стоило все это перенести».

Андрей Гергардович Шмидт, вспоминая о совместном служении, свидетельствует:

«Будучи еще молодым служителем, я однажды ехал с Яковом Яковлевичем совершать определенное служение. Я был за рулем. В пути мы рассуждали о предстоящем деле. Вдруг он прервал разговор:

— Останови машину. Мне надо помолиться и покаяться. Я недостаточно серьезно, недостаточно обдуманно и взвешенно подошел к этому вопросу. Я не побыл в этот раз в посте.

Мы остановились. Он раскаялся, помолился, и мы с силой Божьей смогли совершить служение».

По поручению братства Яков Яковлевич дважды посещал Канаду, в 1996-м и в 1999-м году. В первое его посещение там нашлась группа людей, которые, как когда-то апостола Павла, со слезами умоляли его:

— Вы больше в Россию не поедете! Вы знаете, что ожидает Россию?..

Но этого скромного христианина никогда не тянуло переехать за границу. Понимая, что это искушение, он мысленно произнес: «Отойди от меня, сатана!», а вслух сказал:

— Вы не знаете, что ждет Россию, так же, как не знаете, что ожидает Канаду. Конец у всех будет один. Где тяжелее, где легче — усмотрит Бог.



Какое же наследие оставил этот самоотверженный труженик, избравший принципом своей жизни слова Христа: «…кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее…» и «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его…» (Матф. 16, 25; 6, 33)? Восемь детей Якова Яковлевича,— четыре сына и четыре дочери,— которые так редко видели своего отца дома, но наблюдали его подвижническое служение в винограднике Господнем, сегодня все в церкви.

Из сорока трех внуков — кто постарше, тоже уже встали на путь следования за Господом, а младшие и правнуки следуют примеру старших. Бог воистину благословил наследие боящихся Его!

М. Янц


Семья Якова и Марии Эннс, 1988 г.
Золотая свадьба

Comments


bottom of page